И он подпирает стену, весь такой белоснежный худенький, курит одну за другой и выпрашивает денег. Долго рассказывает о том, какой он замечательный и талантливый, и сценарии будет продавать в Голливуд, а продюсеры-неудачники будут волосы рвать от горя: ах, как же мы упустили очередной суперхит этого русского парня.
Он пишет музыку, пишет стихи, пренебрежительно отзывается о поклонниках, много матерится, имеет проблемы с сессией, но ничего с этим не делает. И более всего в эту минуту он похож на недоделанного сутенера - пафосного, глянцевого и пустого. Разбивает о стену мобильный, опять просит денег на пиво ("я же творческая личность, мне нужен допинг!"), рассказывает, как его двенадцать раз сбивали машины, про то, как отдал спьяну на прыжок свой парашют другу, а тот оказался с перерезанными стропами. Он никого не уважает и не имеет идеалов. Этот агрессивный двадцатилетний фаталист-нигилист еще верит в себя. Такие или спиваются, или уходят внезапно. Но пусть стропы его парашюта всегда будут в порядке. Да.
Он пишет музыку, пишет стихи, пренебрежительно отзывается о поклонниках, много матерится, имеет проблемы с сессией, но ничего с этим не делает. И более всего в эту минуту он похож на недоделанного сутенера - пафосного, глянцевого и пустого. Разбивает о стену мобильный, опять просит денег на пиво ("я же творческая личность, мне нужен допинг!"), рассказывает, как его двенадцать раз сбивали машины, про то, как отдал спьяну на прыжок свой парашют другу, а тот оказался с перерезанными стропами. Он никого не уважает и не имеет идеалов. Этот агрессивный двадцатилетний фаталист-нигилист еще верит в себя. Такие или спиваются, или уходят внезапно. Но пусть стропы его парашюта всегда будут в порядке. Да.